 О жизни и творчестве М. Цветаевой
- сценарий -
Оформление сцены: на заднике - портрет Марины Цветаевой.
Перед портретом - стул, на стуле - горящая свеча и цветы, сбоку стол и стул для Марины.
На боковых занавесах - стенды со стихами.
1. "Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт...,
Моим стихам настанет свой черед.
2. Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Участники:
Первый ведущий
Второй ведущий
Марина
Сергей
Чтецы
(На фоне закрытого занавеса МАРИНА читает стихотворение)
МАРИНА.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Взорвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
- Нечитанным стихам! -
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Вот и пришел ее стихам свой черед, о котором с такой уверенностью написала М. Цветаева в свои 20 лет.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Так что же означала эта уверенность молодой Цветаевой в непременном - пусть через долгие годы, - но признании ее поэзии?
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Что это? Юношеский максимализм? Поэтическое озарение?
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Да просто время ее стихам пришло уже тогда, когда она ощутила в себе поэта.
МАРИНА.
Кто создан из камня, кто создан из глины,
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и надгробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти? -
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!
(Занавес раздвигается. Марина садится за стол. )
ЧТЕЦ (с цветами, идя вдоль задника к портрету).
Идешь на меня похожий,
Глаза устремляя вниз,
Я их опускала тоже!
Прохожий остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет, -
Что звали меня Мариной,
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
(Чтец кладет цветы к портрету и уходит)
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. В Елабуге, в месте Марининой смерти, нет ее могилы, ее последнего дома.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Это символично: всю жизнь она не имела Дома, и не потому что не хотела, а потому что не могла его иметь.
МАРИНА.
Мне совершенно все равно -
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что - мой,
Как госпиталь или казарма.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Домоненавистница? Марина Цветаева? Бытоненавистница!
МАРИНА (из письма Б. Пастернаку). Еще о жизни. Я ненавижу предметы и загромождения ими. Точно мужчина, давший слово жене, что все будет в порядке. Поэтому не упорядоченность жизни, построенная на разуме, а мания. Вдруг, среди беседы с другом, которого не видела 10 лет, срывается: Забыла, вывешено ли полотенце. Солнце. Надо воспользоваться. И совершенно стеклянные глаза.
ЧТЕЦ.
Другие - с очами и личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем - италийским зефиром младым, -
С хорошим, с широким, российским, сквозным.
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших дыханье глотают...
А я - руки настеж! - застыла - столбняк!
Чтоб выдул мне душу российский сквозняк!
Другие - о, нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
- Небось, не растаешь! Одна, мол, семья! -
Как будто и вправду - не женщина я!
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Ненавидела быт! Дом - любила! И прежде всего дом в Трехпрудном переулке, в Москве, где 26 сентября 1892г. появилась на свет.
ЧТЕЦ.
Из-под нахмуренных бровей
Дом - будто юности моей.
День, будто молодость моя
Меня встречает: - Здравствуй, я!
Так самочувственно - знаком
Лоб, прячущийся под плащом
Плюща, срастающийся с ним.
Смущающийся быть большим...
Глаза - без всякого тепла:
То зелень старого стекла,
Сто лет глядящегося в сад,
Пустующий - сто пятьдесят.
Стекла, дремучего, как сон,
Окна, единственный закон
Которого: гостей не ждать,
Прохожего не отражать,
Не сдавшиеся злобе дня
Глаза, оставшиеся - да -
Зерцалами самих себя...
Меж обступающих громад -
Дом - пережиток, дом - магнат,
Скрывающийся между лип.
Девический дагеротип
Души моей...
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Дом. Семья. Марина родилась в семье, являвшей собой некий союз одиночеств. Отец, Иван Владимирович Цветаев, великий и безкорыстный труженик и просветитель, создатель первого в дореволюционной России Государственного музея, рано потерял горячо любимую и прелестную жену - Варвару Дмитриевну Иловайскую, которая умерла, подарив мужу сына. Вторым браком Иван Владимирович женился на юной Марии Александровне Мейн, женился не угасив любви к умершей, привлеченный внешним с ней сходством, самоотверженностью, серьезностью.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Но Мария Александровна оказалась слишком собой, чтобы служить заменой. Замуж вышла, любя другого, брак с которым был невозможен, вышла, чтобы, поставив крест на невозможном, обрести цель и смысл жизни в повседневном, будничном служении человеку, которого она безмерно уважала и двум его осиротевшим детям.
МАРИНА. Упоение музыкой, громадный талант (такой игры на рояле и на гитаре я уже не услышу!), способность к языкам, блестящая память, великолепный слог стиха на русском и немецком языке, занятия живописью. От матери я унаследовала Музыку, Романтизм и Гармонию. Просто - Музыку. Всю себя. (Уходит).
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Детей своих Мария Александровна растила не только на сухом хлебе дома: она открыла им глаза на никогда не изменяющее человеку, вечное чудо природы, одарила многими радостями детства, волшебством семейных праздников, рождественских елок.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Дала им в руки лучшие в мире книги - те, что прочитываются впервые. Возле нее было просторно уму, сердцу, воображению. С детских лет любовью Марины станет Пушкин.
ЧТЕЦ. Немножко позже - мне было шесть лет, и это был мой первый музыкальный год - в музыкальной школе Зограф-Плаксиной, в Мерзляковском переулке, был, как это тогда называлось, публичный вечер - рождественский. Давали сцену из Русалки, потом Рогнеду - и:
Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.Скамейка. На скамейке Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба cтоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я хорошо понимаю, что рыжий кот, Августа Ивановна, куклы не любовь, что это - любовь: когда скамейка, на скамейке она, потом приходит он и все время говорит, а она не говорит ни слова.
- Что же, Муся, тебе больше всего понравилось? - мать, по окончании.
- Татьяна и Онегин.
- Что? Не Русалка, где мельница, и князь, и леший. Не Рогнеда?
- Татьяна и Онегин?
- Но как же это может быть? Ты же там ничего не поняла? Ну что ты там могла понять?
Молчу.
Мать торжествующе:
- Ага, ни слова не поняла, как я и думала. В шесть лет! Но что же тебе там могло понравиться?
- Татьяна и Онегин.
- Ты совершенная дура и упрямее десяти ослов! (Оборачиваясь к подошедшему директору школы, Александру Леонтьевичу Зографу). Я ее знаю, теперь будет всю дорогу на извозчике на все мои вопросы повторять: Татьяна и Онегин, все бы предпочли Русалку, потому что - сказка, понятное. Прямо не знаю, что мне с ней делать!!!
- Но почему, Мусенька, Татьяна и Онегин? - с большой добротой директор.
- (Я, молча, полными словами:) Потому что - любовь.
- Она наверное уже седьмой сон видит! - подходящая Надежда Яковлевна Брюсова, наша лучшая и старшая ученица, - и тут я впервые узнаю, что есть седьмой сон, как мера глубины сна и ночи.
- А это, Муся, что? - говорит директор, вынимая из моей муфты вложенный туда мандарин, и вновь незаметно (заметно!) вкладывая, и вновь вынимая, и вновь, и вновь...
Но я уже совершенно онемела, окаменела, и никакие мандариновые улыбки, его и Брюсовой, и никакие страшные взгляды матери не могут вызвать с моих губ - улыбки благодарности. На обратном пути - тихом, позднем, санном, - мать ругается:
- Опозорила!! Не поблагодарила за мандарин! Как дура - шести лет - влюбилась в Онегина!
Мать ошибалась. Я не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее - немножко больше), не в них двух, а в их любовь. В любовь.
Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда - когда расставались. Никогда - когда садились, всегда - когда расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес - она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на этой скамейке сидит вечно.
Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь - обрекла.
Но еще одно, не одно, а многое, предопределил во мне Евгений Онегин. Если я потом всю жизнь по сей последний день всегда первая писала, первая протягивала руку - и руки, не страшась суда - то только потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге, при свечке, с растрепанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах - сделала. И если я по-том, когда уходили (всегда - уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда,в саду, Татьяна застыла статуей.
Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок судьбы. Урок одиночества.
(Отрывок из книги Мой Пушкин можно заменить стихотворением:)
ЧТЕЦ.
Бич жандармов, бог студентов,
Желчь мужей, услада жен -
Пушкин - в роли монумента?
Гостя каменного? - он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин в роли Командора?
Критик - ноя, нытик - вторя:
Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры? Чувство моря
Позабыли - о гранит
Бьющегося? Тот, соленный
Пушкин в роли лексикона?
Две ноги свои - погреться -
Вытянувший, и на стол
Вспрыгнувший при самодержце
Африканский самовол. -
Наши предков умора -
Пушкин - в роли гувернера?
Черного не перекрасить
В белого - неисправим!
Недурен российский классик,
Небо Африки своим
Звавший, невское - проклятым.
Пушкин - в роли русопята?
К пушкинскому юбилею.
Тоже речь произнесем:
Все румяней и смуглее
До сих пор на свете всем
Всех жувучей и живее!
Пушкин - в роли мавзолея?...
Уши лопнули от вопля:
Перед Пушкиным во фрунт!
А куда девали пекло
Губ, куда девали бунт
Пушкинский? Уст окаянство?
Пушкин - в лиру пушкиньянца!
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. В один день с Мариной, но годом позже - 26 сентября 1893 г.- родился ее муж, Сергей Яковлевич Эфрон.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. В детстве и юности Сергей, будучи общительным и открытым, оставался глубоко одиноким. Одиночество это разомкнула только Марина.
ЧТЕЦ. Они встретились 5 мая 1911 г. на пустынном, усеянном мелкой галькой коктебельском берегу. Она собирала камешки, он стал помогать ей - красивый грустной и кроткой красотой юноша, с поразительными, огромными, в пол-лица, глазами. Заглянув в них и прочтя все наперед, Марина загадала: если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от ее зеленых, - и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри освещенный, крупный камень, который она хранила всю жизнь.
(Чтец читает на фоне музыки. На заднем плане Сергей и Марина идут друг другу на встречу. Встретившись идут вперед.)
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Обвенчались Сергей и Марина в январе 1912 г.
МАРИНА.
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности - жена, не на бумаге -
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились.
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза прекрасно-бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей -
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -
Такие - в роковые времена -
Слагают стансы - и идут на плаху.
(Уходит и садится за стол, Сергей поворачивается спиной и медленно уходит вглубь сцены.)
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. В роковом 1914 г. Сережа, студент 1 курса Московского университета, отправляется на фронт с санитарным поездом. Позже он поступит в юнкерское училище, и это сыграет роковую роль в его дальнейшей судьбе: он окажется после революции в лагере белогвардейцев, в эмиграции.
ЧТЕЦ.
Как правая и левая рука -
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает - бездна пролегла
От правого - до левого крыла!
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Марина с двумя дочерьми, Ариадной и Ириной, остается в голодной Москве. Она пытается спасти девочек, но защитить от голода и холода обеих ей не удастся.
МАРИНА. Добрые люди - практичные добрые люди - убедили меня отдать девочек в образцовый детский приют в Кунцево. Я долго сопротивлялась, наконец сдалась. Увы, во главе образцового приюта стоял мерзавец, спекулировавший детскими продуктами. Приехав навестить девочек, я нашла Алю почти безнадежно больной (и брюшняк, и сыпняк, и инфлюэнция, и еще что-то). А Ирина еще дюжила. А пока я билась с Алей и ее выхаживала, спасала, Ирина умерла в приюте - умерла с голоду.
ЧТЕЦ.
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были - по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.
Но обеими - зажатыми -
Яростными - как могла!
Старшую у тьмы выхватывая -
Младшей не уберегла.
Две руки - ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки - и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая - на шейке тоненькой -
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Остается одна Аля. Были мы - помни об этом в будущем, верно, лихом! Я - твоим первым поэтом, ты - моим лучшим стихом. Они - мать и дочь - станут неразлучны.
ЧТЕЦ.
Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
Идем - свободные, немодные,
Душой и телом - благородные.
Сбылися древние пророчества:
Где вы - Величества? Высочества?
Мать с дочерью идем - две странницы.
Чернь черная навстречу чванится.
Быть может - Бог на нас оглянется...
Пусть будет - как ЕМУ захочется:
Мы не Величества, Высочества.
Так, скромные, богоугодные,
Дорожкою простонародною -
Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества -
Где мы - Величества, Высочества.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. В годы гражданской войны связь между мужем и женой прервалась почти совершенно; доходили лишь недостоверные слухи с недостоверными оказиями, писем практически не было - вопросы в них никогда не совпадали с ответами.
ЧТЕЦ.
Сижу без света, и без хлеба,
И без воды.
Затем и насылает беды
Бог, что живой меня на небо
Взять замышляет за труды.
Сижу, - с утра ни корки черствой -
Мечту такую полюбя,
Что - может - всем своим покорством
- Мой Воин! - выкуплю тебя.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Найти мужа Марине поможет Илья Эренбург. 1 июля 1921 г. Марина получила первое после долгой разлуки письмо.
СЕРГЕЙ (идя из глубины сцены к Марине). Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни. Наша встреча с Вами была величайшим чудом, и еще большим чудом будет наша встреча грядущая. Когда я о ней думаю - сердце замирает - страшно - ведь большей радости и быть не может, чем та, что нас ждет.
Все года нашей разлуки - каждый день, каждый час - Вы были со мной, во мне. Все годы, что не с Вами, прожиты, как во сне. Жизнь моя делится на до и после, и после - страшный сон, рад бы проснуться, да нельзя.
Берегите себя, заклинаю Вас. Вы и Аля - последнее и самое дорогое, что у меня есть.
Храни Вас Бог.
Ваш С.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Получив письмо от мужа, Марина решает ехать к нему. Весной 1922г. они отправляются в Чехию, где в это время был С. Эфрон. Что везли с собой?
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Вот сохранившийся в одной из рабочих тетрадей список:
карандашница с портретом;
чабровская чернильница;
тарелка со львом;
сережин подстаканник;
Алин портрет;
янтарное ожерелье;
Алины валенки;
сапоги;
примус, иголки для примуса.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Этот список - свидетельство крайней нищеты, которая будет сопровождать ее всю жизнь.
МАРИНА. Денег у меня никогда не будет, мне нужно многого: откупиться от всей людской низости: чтобы на меня не смел взглянуть прохожий, чтобы никогда нигде не смел крикнуть кондуктор, чтобы мне никогда не стоять в передней, никогда и т.д. На это никогда не заработаешь.
ЧТЕЦ.
Если душа родилась крылатой -
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей - и что - Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца - неразрывно слитых:
Голод голодных - сытость сытых.
ВТОРОЙ ЧТЕЦ. Жизнь за границей оказалась трагичной: нищета, одиночество, а главное, - тоска по родине.
СЕРГЕЙ. В Праге мне плохо. Живу здесь, как под колпаком. Из русских знаю очень многих, но мало к кому тянет. А вообще, к людям очень тянет. И в Россию страшно как тянет. Как скоро мне можно будет вернуться?
Самое тяжелое в моих письмах это - необходимость писать о своей жизни. А она так мне мерзка, что рука каждый раз останавливается на этом самом месте. Если бы рухнула стена, нас с родиной разделяющая.
МАРИНА.
Как билась в своем плену
От скрученности и скрюченности
И к имени моему
Марина - прибавилось: мученица.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Этой беде, этому отрыву из живых никто помочь не мог. Оторвавшись от России, не влившись в эмиграцию, Марина изнывает от тоски по родине.
ЧТЕЦ.
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно -
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что - мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди
Лиц - ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной - непременно -
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!)
Где унижаться - мне едино.
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично на каком
Непонимаемой быть встречным!
Остолбеневшим как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все равны, мне все - равно,
И, может быть, всего равнее -
Роднее бывшее всего...
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все - равно, и все - едино.
Но если по дороге куст
Встает, особенно - рябина...
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Но были в эмиграции и счастливые моменты. Таким, жданным, желанным, счастливым, было рождение сына 1 февраля 1925 г.
МАРИНА. Если бы мне сейчас пришлось умереть, я бы дико жалела мальчика, которого люблю какой-то тоскливою, умиленною, благодарною любовью. Буду любить его - каким бы он ни был; не за красоту, не за дарование, не за сходство, за то, что он есть.
ЧТЕЦ.
На льдине - любимый, на мине - любимый,
На льдине, в Гвиане, в Геенне - любимый.
В коросте желанный, с погоста - желанный:
Будь гостем! - лишь зубы да кости - желанный!
Тоской подколенной до тьмы проваленной
Последнею схваткою чрева - жаленный.
И нет такой ямы, и нет такой бездны -
Любимый! желанный! жаленный! болезный!
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Решение вернуться в Россию было решением матери. Она сделала это не потому, что жила в ужасающей бедности.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Не потому, что презирала окружающий ее буржуазный мир, не потому, что ненавидела фашизм.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Она вернулась потому, что мечтала обрести родину своему сыну.
ЧТЕЦ.
Ни к городу и ни к селу -
Езжай, мой сын, в свою страну, -
В край - всем краям наоборот -
Куда назад идти - вперед.
Идти, особенно - тебе,
Руси не видывавшее
Дитя мое... Мое? Ее -
Дитя! То самое былье,
Которым порастает быль.
Землицу, стершуюся в пыль, -
Уже ль ребенку в колыбель
Нести в трясущихся горстях:
- Русь - этот прах, чти этот прах!
От неиспытанных утрат -
Иди - куда глаза глядят!
Всех стран - глаза, со всей земли -
Глаза, и синие твои
Глаза, в которые гляжусь:
В глаза, глядящие на Русь.
Да не поклонимся словам!
Русь - прадедам, Россия - нам,
Вам - просветители пещер -
Призывное - СССР, -
Не менее во тьме небес
Призывное, чем SOS.
Нас родина не позовет!
Езжай, мой сын, дом - вперед -
В свой край, в свой век, в свой час.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Цветаева вернулась в Москву 18 июня 1939 года вслед за дочерью и мужем, не обольщаясь, не рассчитывая на многое, но то, что ее ожидало в России, было хуже всяческих ожиданий.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Сергей Эфрон был не только мягким, скромным, задумчивым. Он был человеком безукоризненной честности и благородства, стойким и мужественным. Свой белогвардейский юношеский промах он искупил огромной и долгой молчаливой, безвестной, опасной работой на СССР, на Испанию, за которую, вернувшись на родину, должен был получить орден Ленина. А вместо этого...
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Когда он встречал Марину на вокзале, был болен и близок к отчаянию, чувствовал приближение грозы.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. В ночь на 27 августа 1939г. дочь Ариадна была арестована, а еще меньше чем через два месяца арестовали Сергея.
ЧТЕЦ.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого, что лес - моя колыбель, и могила - лес,
Оттого, что я на земле стою - лишь одной ногой,
Оттого, что я о тебе спою, как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца,
Оттого, что в земной ночи я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других - у той одной,
Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя - замолчи! -
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты -
О проклятье! - у тебя остаешься - ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, -
Оттого что мир - твоя колыбель, и могила - мир!
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Цветаеву не арестовали - ее казнили незамечанием, непечатаньем, нищетой.
ЧТЕЦ.
Когда обидой - опилась
Душа разгневанная,
Когда семижды зареклась
Сражаться с демонами -
Не с теми, ливнями огней
В бездну нисхлестнутыми:
С земными низостями дней,
С людскими косностями, -
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!...
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Марина много тяжелее других восприняла объявление войны. Марину охватило то, что зовут паническим ужасом.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Она рвалась прочь из Москвы, чтобы спасти сына от опасности зажигательных бомб, которые он тушил. Так они оказались в Елабуге.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Работы в Елабуге она найти не могла. Цветаева написала заявление с просьбой о том, чтобы ее устроили судомойкой в столовую для писателей в Чистополе (сама она не была членом Союза писателей).
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. По свидетельству хозяев дома, где Марина жила с сыном в Елабуге, ее подкармливала местная милиционерша, которой Цветаева помогала при постирушках.
ПЕРВЫЙ ВЕДУЩИЙ. Но самая страшная разрушительная сила зрела в 16-летнем Георгие -жажда освободиться от опеки матери, жить как он хочет.
ВТОРОЙ ВЕДУЩИЙ. Однажды Цветаева в разговоре с сыном скажет: Одному человеку не хватает одной жизни, другому ее слишком много. 31 августа 1941 г. Марина ушла из жизни.
ЧТЕЦ. (Евгений Евтушенко)
Помнишь, гераневая Елабуга,
Ту городскую, что вечность назад
Долго курила, курила как плакала,
Твой разъедающий самосад.
Бога просила молитвенно, ранено,
Чтобы ей дали белье постирать.
Вы мне позвольте, Марина Ивановна,
Там, где вы жили, чуть-чуть постоять.
Бабка открыла калитку зыбучую;
Пытка под старость - незнамо за что.
Ходют и ходют - ну прямо замучили.
Дом бы продать, да не купит никто.
Помню - была она строгая, крупная.
Не подходила ей стирка белья.
Не управлялась она с самокрутками.
Я их крутила. Веревку - не я...
Сирые сени. Слепые. Те самые,
Где оказалась пенька хороша,
Где напослед леденящею Камою
Губы смочить привелось из ковша.
Гвоздь, а не крюк. Он граненый, увесистый,
Для хомутов, для рыбацких снастей.
Слишком здесь низко, чтоб взять и повеситься.
Вот удавиться - оно попростей.
Ну а старушка, что выжила впроголодь,
Мне говорит, будто важный я гость:
Как мне с гвоздем-то? Все смотрят и трогают...
Может возьмете себе этот гвоздь?
Бабушка, я вас прошу как о милости -
Только не спрашивайте опять:
А от чего она самоубилась-то?
Вы ведь ученый? Вам легче понять...
Бабушка, страшно мне в сенцах и в комнате.
Мне бы поплакать на Вашем плече.
Есть лишь убийства на свете - запомните.
Самоубийств не бывает вообще.
(Занавес закрывается, звучит песня Уж сколько их упало в эту бездну) |
