 Я сам расскажу о времени и о себе
литературный вечер по творчеству В. Маяковского
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ведущий.
Владимир Маяковский.
Выпускница.
Учащиеся, читающие стихи.
Учащиеся, танцующие танго.
Звучит песня «На Ваганьковском кладбище похоронен поэт...» (В. Маяковский похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Песня звучит как обобщенный образ Поэта со сложной и трагической судьбой.)
Ведущий (читает отрывок из стихотворения
Я. Смелякова «Маяковский»):
Из поэтовой мастерской,
Не теряясь в толпе московской,
Шел по улице по Тверской
С толстой палкою Маяковский.
Счастлив я, что его застал
И, стихи заучив до корки,
На его вечерах стоял,
Шею вытянув, на галерке.
Счастлив я, что сквозь зимний дым
После вечера от музея
В отдалении шел за ним,
Не по-детски благоговея.
Как ты нужен стране сейчас,
Клубу, площади и газетам,
России-матушки трубный бас,
Голос истинного поэта!
Появляется Маяковский и читает отрывок из поэмы «Во весь голос». Появляется выпускница 2002 года.
В.: Здравствуйте, Владимир Маяковский!
М.: Здравствуйте. Кто вы?
В.: Я выпускница 2002 года.
М.: Ого! Через год мне будет НО лет. Да, время летит...
В.: Владимир Владимирович, можно взять у вас интервью?
М.: Не возражаю. Садитесь. (Садятся за столик.) Итак, я вас слушаю.
(Интервью составлено из статей «Ответы на записки и выступления», «Я сам», «Париж», «Бурже», «Маяковский об Америке», «Как делать
стихи», «А что вы пишете?». По ходу интервью учащиеся танцуют танго, читают стихи, инсценируют фрагменты пьес «Баня» и «Клоп».)
В.: Товарищ Маяковский, за что вы сидели в тюрьме?
М.: За принадлежность к партии, но это было давно.
В.: Почему вы часто употребляете в стихах грубые слова? Например, слово «сволочь».
М.: Я употребляю это слово потому, что оно попадается в жизни. Пока это понятие существует, до тех пор оно и в стихах будет попадаться. Я никак не могу амнистировать «сволочь» из соображений эстетического порядка, так полным словом и называю.
В.: Как вы стали поэтом?
М.: Днем у меня вышло стихотворение. Вернее — куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь... Читаю строки Бурлюку. Это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: «Да это же вы сами написали! Да вы же гениальный поэт!» Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом. Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: «Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский». Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: «Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение». Пришлось писать... Бурлюк сделал меня поэтом.
В.: Ваш лирический герой резко противопоставил себя обывательскому сознанию, буржуазным нормам бытия. Ваше любимое из первых стихотворений?
Маяковский читает стихотворение «Нате!».
В.: Ваше программное произведение послереволюционных лет?
М.: «Хорошо!» считаю программной вещью (читает отрывок из гл. 17):
Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Я
планов наших
люблю громадье,
размаха
шаги саженьи,
Я радуюсь
маршу,
которым идем
в работу
и в сраженья.
И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!
В.: Зачем вы ездили за границу?
М.: Я там делал то же, что и здесь. Там я писал стихи и выступал на собраниях, рассказывал о нашей стране... Только в поездке по Европе, в сравнении, видишь наши «шаги саженьи».
В.: Какой город Европы вас покорил больше других?
М.: Париж!.. В Париже нет специфических послевоенных удовольствий, захвативших другие города Европы. Есть танцы... Танцуют под все русское. Под Чайковского, под «Растворил я окно», под «Дышала ночь восторгом сладострастья», под «Барыню» даже! Все меркнет рядом с популярностью российской музыки.
Звучит танго «Утомленное солнце...». Юноша и девушка танцуют.
М.: Бурже — это находящийся за Парижем колоссальный аэродром. Здесь я получил действительно удовольствие. ...Вот Франция!.. Ругать, конечно, их надо, но поучиться у них тоже никому из нас не помешает...
Я хотел бы
жить
и умереть в Париже,
если б не было
такой земли —
Москва.
В.: Ваше отношение к Америке и к Нью-Йорку?
М.: Я люблю Нью-Йорк. Я ненавижу Нью-Йорк.
Я в восторге
от Нью-Йорка города.
Но
кепчонку
не сдеру с виска.
У советских
собственная гордость:
на буржуев
смотрим свысока.
Такая гигантская техника... и такая духовная отсталость, черт возьми!
Ученик читает стихотворение «100 %».
М.:
Я смотрю,
и злость меня берет
на укрывшихся
за каменный фасад.
Я стремился
за 7000 верст вперед,
а приехал
на 7 лет назад.
В.: Товарищ Маяковский, как вы понимаете сущность любви?
М.: ...Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее. Любовь — это сердце всего. Если оно прекращает работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем... Себя до последнего стука в груди, как на свиданьи,
простаивая,
прислушиваюсь:
любовь загудит —
человеческая,
простая.
Ураган,
огонь,
вода
подступают в ропоте.
Кто
сумеет
совладать?
Можете?
Попробуйте...
Ученица читает стихотворение «Тамара и Демон».
В.: Особое место в вашем творчестве занимают сатирические произведения. Вы придаете сатире большое значение?
М.: Да. Я убежден — в будущих школах сатиру будут преподавать наряду с арифметикой и с не меньшим успехом. Например, моя пьеса «Клоп» — это «театральная вариация» основной темы, на которую я рисовал плакаты и агитки. Это тема борьбы с мещанством.
Инсценировка фрагмента пьесы «Клоп»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Присыпкин.
Розалия Павловна.
Баян.
Продавцы.
Зоя.
Появляются Присыпкин с Розалией Павловной. Сзади них идет Баян. Они обходят продавцов, стоящих вдоль сцены.
Присыпкин (восторженно): Какие аристократические чепчики!
Розалия Павловна: Какие же это чепчики, это же...
Присыпкин: Что же, я без глаз что ли? А ежели у нас двойня родится?.. Это вот на Дороти, а это на Лилиан... Я их уже решил назвать аристократическо-кинемато-графически... так и будут гулять вместе. Во! Дом у меня должен быть полной чашей. Захватите, Розалия Павловна!
Баян (подхихикивая): Захватите, захватите, Розалия Павловна! Разве у них пошлость в голове? Оне молодой класс, оне все по-новому понимают. Оне к вам древнее, незапятнанное пролетарское происхождение и профсоюзный билет в дом вносят, а вы рубли жалеете! Дом у них должен быть полной чашей.
Розалия Павловна, вздохнув, покупает.
Баян: Я донесу... они легонькие... не извольте беспокоиться... за те же деньги...
Продавец: Танцующие люди из балетных студий...
Присыпкин: Мои будущие потомственные дети должны воспитываться в изящном духе. Во! Захватите, Розалия Павловна!
Розалия Павловна: Товарищ Присыпкин...
Присыпкин: Не называйте меня товарищем, гражданка, вы еще с пролетариатом не породнились.
Розалия Павловна: Будущий товарищ, гражданин Присыпкин, ведь за эти деньги 15 человек бороды побреют, не считая мелочей — усов и прочего. Лучше пива к свадьбе лишнюю дюжину. А?
Присыпкин Розалия Павловна! У меня дом...
(строго):Баян: У него дом должен быть полной чашей. И танцы, и пиво у него должны бить фонтаном, как из рога изобилия.
Розалия Павловна покупает.
Баян (схватывая сверточки): Не извольте беспокоиться, за те же деньги.
Продавец: Из-за пуговицы не стоит жениться! Из-за пуговицы не стоит разводиться!
Присыпкин: В нашей красной семье не должно быть никакого мещанского быта и брючных неприятностей. Во! Захватите, Розалия Павловна!
Баян: Пока у вас нет профсоюзного билета, не раздражайте его, Розалия Павловна. Он — победивший класс, и он сметает на своем пути, как лава, и брюки у товарища Скрипкина должны быть полной чашей.
Розалия Павловна покупает со вздохом.
Баян: Извольте, я донесу за те же самые...
Продавец: Лучшие республиканские селедки! Незаменимы при всякой водке!
Розалия Павловна (отстраняя всех, громко и повеселевши): Селедка — это — да! Это вы будете иметь для свадьбы вещь. Это я да захвачу! Пройдите, мосье мужчины! Сколько стоит эта килька?
Продавец: Эта лососина стоит 2.60 кило.
Розалия Павловна: 2.60 за этого шпрота-переростка?
Продавец: Что вы, мадам, всего 2.60 за этого кандидата в осетрины!
Розалия Павловна: 2.60 за эти маринованные корсетные кости? Вы слышали, товарищ Скрипкин? Так вы были правы, когда убили царя и прогнали господина Рябушинского! Ой, эти бандиты! Я найду мои гражданские права и мои селедки в государственной советской общественной кооперации!
Баян: Подождем здесь, товарищ Скрипкин. Зачем вам сливаться с этой мелкобуржуазной стихией и покупать сельдей в таком дискуссионном порядке? За ваши 15 рублей и бутылку водки я вам организую свадьбочку на «ять».
Присыпкин: Товарищ Баян, я против этого мещанского быту — канареек и прочего... Я человек с крупными запросами... Я — зеркальным шкафом интересуюсь...
Зоя почти натыкается на говорящих, удивленно отступает, прислушиваясь.
Баян: Когда ваш свадебный кортэж...
Присыпкин: Что вы болтаете? Какой кортэж?
Баян: Кортэж, я говорю... Так, товарищ Скрипкин, называется на красивых иностранных языках всякая, и особенно такая, свадебная торжественная поездка.
Присыпкин: А! Ну-ну-ну!
Баян: Так вот, когда кортэж подъедет, я вам спою эпиталаму Гименея.
Присыпкин: Чего ты болтаешь? Какие еще такие Гималаи?
Баян: Не Гималаи, а эпиталаму о боге Гименее. Это такой бог любви был у греков, да не у этих желтых соглашателей, а у древних, республиканских.
Присыпкин: Товарищ Баян, я за свои деньги требую, чтобы была красная свадьба и никаких богов! Понял?
Баян: Да что вы, товарищ Скрипкин, не то что понял, я как бы сквозь призму вижу ваше классовое, возвышенное, изящное и упоительное торжество! Невеста вылазит из кареты — красная невеста... вся красная, — упарилась, значит; ее выводит красный отец, бухгалтер Ерыкалов, — он как раз мужчина тучный, красный, поплексический, — вводят это вас красные шафера, весь стол в красной ветчине и бутылки с красными головками.
Присыпкин: Во! Во!
Баян: Красные гости кричат «горько, горько», и тут красная (уже супруга) протягивает вам красные-красные губки...
Зоя (хватает за рукава обоих; оба снимают ее руки, сбивая щелчком пыль): Ваня! Про что он? Чего болтает эта каракатица в галстуке? Какая свадьба? Чья свадьба?
Баян: Красное трудовое бракосочетание Эльзевиры Давидовны Ренесанс и...
Присыпкин:
Я, Зоя Ванна, я люблю другую.
Она изячней и стройней,
И стягивает грудь тугую
Жакет изысканный у ней.
Зоя: Ваня! А я? Что ж это значит: поматросил и бросил?
Присыпкин (вытягивая отстраняющую руку): Мы разошлись, как в море корабли...
Зоя: Жить хотели, работать хотели... Значит, все...
Присыпкин: Гражданка! Наша любовь ликвидирована. Не мешайте свободному гражданскому чувству, а то я милицию позову.
Зоя вцепилась в рукав Присыпкина, он вырывается. Появляется Розалия Павловна.
Розалия Павловна: Чего надо этой лахудре? Чего вы цепляетесь за моего зятя?
3оя: Он мой!
Розалия Павловна: А!.. Она-таки с дитем! Я ей заплачу алименты, но я ей разобью морду!
Баян: Граждане, прекратите эту безобразную сцену!
Конец инсценировки.
В.: Да, ваша сатира рождалась под влиянием времени и была исключительно злободневной.
Ученица читает стихотворение «Стихи о Мясницкой...».
В.: Товарищ Маяковский, а как вы определяете основной смысл пьесы «Баня»?
М.: ...Борьба с узостью, с делячеством, с бюрократизмом...
Инсценировка фрагмента 1 пьесы «Баня»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Оптимистенко.
Проситель.
Просительница.
Чудаков.
Велосипедкин.
За столом сидит Оптимистенко, на столе табличка: «Без стука не входить».
Оптимистенко: В чем дело, гражданин?
Проситель: Я вас прошу, товарищ секретарь, увяжите, пожалуйста, увяжите!
Оптимистенко: Это можно. Увязать и согласовать — это можно. Каждый вопрос можно и увязать и согласовать. У вас есть отношение?
Проситель: Есть отношение... такое отношение, что прямо проходу не дает. Материт и дерется, дерется и материт.
Оптимистенко: Это кто же, вопрос вам проходу не дает?
Проситель: Да не вопрос, а Пашка Тигролапов.
Оптимистенко: Виноват, гражданин, как же это можно Пашку увязать?
Проситель: Это верно, одному его никак не можно увязать. Но вдвоем-втроем, ежели вы прикажете, так его и свяжут и увяжут. Я вас прошу, товарищ, увяжите вы этого хулигана. Вся квартира от него стонет.
Оптимистенко: Тьфу! Чего же вы с такими мелочами в крупное государственное учреждение лезете? Обратитесь в милицию... Вам чего, гражданочка?
Просительница: Согласовать, батюшка, согласовать.
Оптимистенко: Это можно — и согласовать можно и увязать. Каждый вопрос можно и увязать и согласовать. У вас есть заключение?
Просительница: Нет, батюшка, нельзя ему заключение давать. В милиции сказали, можно, говорят, его на неделю заключить, а я чего, батюшка, кушать-то буду? Он из заключения выйдет, он ведь опять меня побьет.
Оптимистенко: Виноват, гражданочка, вы же заявили, что вам согласовать треба. А чего ж вы мне мужем голову морочите?
Просительница: Меня с мужем-то и надо, батюшка, согласовать, несогласно мы живем, нет, пьет он очень вдумчиво. А тронуть его боимся, как он партейный.
Оптимистенко: Тьфу! Да я же вам говорю, не суйтесь вы с мелочами в крупное государственное учреждение. Мы мелочами заниматься не можем. Государство крупными вещами интересуется — фордизмы разные, то, се... (Вбегают Чудаков и Велосипедкин ) О! А вы же куда ж?
Велосипедкин: К товарищу Победоносикову экстренно, срочно, немедленно!
Чудаков: Срочно... немедленно...
Оптимистенко: Ага-га! Я вас узнаю. Это вы сами или ваш брат? Тут ходил один молодой человек.
Чудаков: Это я сам и есть.
Оптимистенко: Да нет... Он же без бороды.
Чудаков: Я был даже без усов, когда начал толкаться к вам. Товарищ Оптимистенко, с этим необходимо покончить. Мы идем к самому главначпупсу, нам нужен сам Победоносиков.
Оптимистенко: Не треба. Не треба вам его беспокоить. Я же вас могу собственнолично вполне удовлетворить. Все в порядке. На ваше дело имеется полное решение.
Чудаков (переспрашивает радостно): Вполне удовлетворить? Да?
Велосипедкин (переспрашивает радостно): Полное решение? Да? Сломили, значит, бюрократов? Да? Здорово!
Оптимистенко: Да что вы, товарищи! Какой может быть бюрократизм перед чисткой? У меня все на индикаторе без входящих и исходящих, по новейшей карточной системе. Раз — нахожу ваш ящик. Раз — хватаю ваше дело. Раз — в руках полная резолюция — вот, вот! (Все склоняются над листом бумаги.) Я ж говорил — полное решение. Вот! От-ка-зать.
Велосипедкин: Товарищ Оптимистенко, это издевательство!
Оптимистенко: Да нет же, никакого издевательства нема. Слушали — постановили: отказать. Не входит ваше изобретение в перспективный план на ближайший квартал.
Чудаков: Так ведь не на одном твоем ближайшем квартале социализм строится.
Оптимистенко: Да не мешайте вы со своими фантазиями нашей государственной деятельности!
Конец инсценировки.
В.: В мещанской пошлости и самодовольстве, в обывательском эгоизме вы не случайно видели серьезного врага новой жизни.
М.: Страшнее Врангеля обывательский быт...
Инсценировка фрагмента 2 пьесы «Баня»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Поля.
Победоносиков.
На сцене появляются Поля и Победоносиков с изящным маленьким чемоданчиком.
Поля: Что ж, я так и останусь? Не смешно!
Победоносиков: Я прошу тебя прекратить этот разговор. Какое семейное мещанство! Каждый врач скажет, что для полного отдыха необходимо вырвать себя, именно себя, а не тебя, из привычной среды, ну и я еду восстановить важный государству организм, укрепить его в разных гористых местностях.
Поля: Я же знаю, ну, видела, — тебе принесли два билета. Я могла думать... Ну чем, чем я тебе мешаю? Смешно!
Победоносиков: Оставь ты эти мещанские представления об отдыхе. Мне на лодках кататься некогда. Это мелкие развлечения для разных секретарей. Плыви, моя гондола! У меня не гондола, а государственный корабль. Я тебе не загорать еду. Я всегда обдумываю текущий момент, а потом там... доклад, отчет, резолюция — социализм. По моему общественному положению мне законом присвоена стенографистка.
Поля: Когда я твоей стенографии мешала? Смешно! Ну, хорошо, ты перед другими ханжишь, стараешься, но чего ты меня обманываешь? Не смешно. Чего ты меня ширмой держишь?! Пусти ты меня, ради Бога, и стенографируй хоть всю ночь! Смешно!
Победоносиков: Тсс... Ты меня компрометируешь своими неорганизованными, тем более религиозными выкриками. «Ради Бога». Тсс... Внизу живет Козляковский, он может передать Павлу Петровичу, а тот знаком домами с Семеном Афанасьевичем.
Поля: Чего скрывать? Смешно!
Победоносиков: Тебе, тебе нужно скрывать, скрывать твои бабьи мещанские, упадочные настроения, создавшие такой неравный брак. Ты вдумайся хотя бы перед лицом природы, на которую я еду. Вдумайся! Я — и ты! Сейчас не то время, когда достаточно было идти в разведку рядом и спать под одной шинелью. Я поднялся вверх по умственной, служебной и по квартирной лестнице. Надо и тебе уметь самообразовываться и диалектически лавировать. А что я вижу в твоем лице? Пережиток прошлого, цепь старого быта!
Поля: Я тебе мешаю? Чем? Смешно! Это ты из меня сделал ощипанную наседку.
Победоносиков: Тсс!!! Довольно этой ревности! Сама шляешься по чужим квартирам. Комсомольские удовольствия, да? Думаешь, я не знаю? Не могла себе даже хахалей найти сообразно моему общественному положению. Шкодливая юбконосица!
Поля: Замолчи! Не смешно!
Победоносиков: Тсс!!! Я тебе сказал, внизу живет Козляковский. Зайдем в квартиру. Это надо, наконец, кончить! Ты, конечно, не волнуйся... Ты, Полечка, помни, что ты сама можешь понять, что нашу жизнь, мою жизнь может устроить только твое доброе желание.
Поля: Мое? Сама? Не смешно!
Победоносиков: Кстати, я забыл спрятать браунинг. Он мне, должно быть, не пригодится. Спрячь, пожалуйста. Помни, он заряжен, и, чтоб выстрелить, надо только отвести вот этот предохранитель. Прощай, Полечка!
Конец инсценировки.
В.: Владимир Владимирович, что такое поэзия?
М.: Поэзия — производство. Труднейшее, сложнейшее, но производство... Настоящая поэзия всегда, хоть на час, а должна опередить жизнь... Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу...
Ученик читает стихотворение «Птичка Божия».
В.: Товарищ Маяковский, долго ли проживут ваши стихи?
М.: Мои стихи никогда не умрут... Я — ваш поэт!
Ведущий (обращаясь к учащимся): Ваш ли поэт Маяковский?
Учащиеся отвечают с места.
Ведущий: Маяковский знал, какой ценой оплачено поэтическое бессмертие, как с годами изнашивается «машина души». Он чувствовал себя «должником Вселенной», в долгу «перед всем, про что не успел написать».
М.:
Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.
Маяковский уходит.
Ведущий: Маяковский был сложным, противоречивым поэтом, не всегда понимаемый и принимаемый. Слово Маяковского открывает закрытую дверь — в личность, в индивидуальность. В слове Маяковского — его исключительность, его величие, его слава.
Ученица читает «Неоконченное» (ч. IV, V).
Ведущий: Самая большая трагедия Маяковского состоит в том, что он — при всем своем огромном таланте и замечательном мастерстве — не мог сделать главного: выразить свое время. Маяковский был и остается первым поэтом эпохи 20-х годов. Но как поэт истинный — он шире ее рамок. И об уроках его поэзии, его судьбы нам предстоит еще думать и думать.
В.:
В курганах книг
не похоронен стих! —
Твой каждый том
до дыр у нас зачитан.
И голос твой,
поэт-главарь, не стих —
над всей землей
уверенно звучит он.
Оружия любимейшего род,
твой грозный смех
разит неумолимо
всех,
кто мешает нам идти
вперед —
лентяев,
бюрократов,
подхалимов.
Гордись, поэт, —
сбылись твои мечты:
твой стих пришел
весомо,
грубо,
зримо...
И можешь быть
теперь спокоен ты,
что не прошли
твоих стихов мы мимо!
Звучит музыка. |
